Утром следующего дня Себастьян сидел на том же месте и занимался тем же самым. Обстановка не отличалась. Ровно в одиннадцать внутрь зашёл мужчина среднего роста, средней комплекции и средней внешности – самый обычный на вид, каких миллионы, абсолютно ничего примечательного. На вид не сильно за сорок. Одет он был примерно в то же, что и Шустрый вчера, только вместо шапки зимняя кепка на меху. Посетитель так же окинул взглядом помещение, заметил Себастьяна и направился к нему.
– Вячеслав? – и голос тоже самый заурядный.
– Да, – Себастьян кивнул.
– Здравствуйте. Подполковник Алехин, Александр Юрьевич.
– Очень приятно. Доброе утро, – Себастьян привстал, протягивая руку, – Присаживайтесь.
Подполковник повесил свою бекешу (или как это правильно называется?) и снял головной убор. Волосы его были короткие, тёмно-русые, он уже заметно плешивел.
Подошла официантка. Алехин смерил взглядом стол и заказал себе примерно того же.
– Иван Щербинин попросил с Вами встретиться и поговорить, – начал подполковник, когда официантка ушла. – Так понимаю, Вы с ним знакомы.
Себастьян кивнул и спросил:
– Сколько он Вам рассказал?
– Да почти ничего. Сказал только, что дело касается счастья и речь идёт о благополучии всей страны, и нужен человек поважнее, чем он. Я пробовал уточнять, но он повторял, что не хочет быть испорченным телефоном. Настаивал, чтобы я сам поговорил. Ну, я гляжу: волнуется парень. Значит, дело и впрямь серьёзно. Он ведь офицер не робкий.
– Это я в курсе. Товарищ полковник, предлагаю…
– Не льстите, я не полковник.
– Подполковник – слишком длинно выговаривать, – выкрутился Себастьян. – Предлагаю сразу к сути, без ненужных этикетов и политесов. Шустрый… Ну, Иван. Сказал, что с Вами так можно.
– Тогда уж давайте на «ты». Так тоже можно. Раз без политесов. Я, вроде, не сильно старше.
– Отлично, я за. Полковник… Не против, если я буду так называть?
– Да называй.
Подошла официантка, принесла чай.
– Итак, к сути, – возобновил Себастьян разговор, когда официантка удалилась. – Полковник. Я так понимаю, счастья у вас тут нет. И персонально ты его сильно не любишь.
– Ну, допустим. Что из этого?
– Я надеюсь, мне не придётся опять доказывать, что я тут не с тайной проверкой лояльности.
– Лишним не будет. Всё-таки неплохо знать, с кем имеешь дело.
– Ладно. Это станет ясно чуть дальше. Счастье – разводка и дурман для народа, чтобы захватить власть. Вы это знаете не хуже моего.
– Допустим.
– Надо это остановить.
– Как?
– Ну, вы же военные.
– На мятеж меня подбиваешь?
– Не совсем. На спасение отечества.
– От кого?
– От узурпаторов и государственных преступников.
– Мне это всё не нравится, конечно. Но узурпация – это силовой захват власти. А у нас не было ничего силового. И недовольных мало. Формально он легитимен, как ни крути. А счастье… Государственному деятелю виднее, как лучше управлять страной. Был бы народ доволен. А он доволен.
– Лично ты доволен?
– Я в меньшинстве.
– Слушай, мошенничество – тоже не ограбление. Формально. Потому что осуществляется без насилия и без угрозы его применения. А результат одинаковый – отъём чужой собственности. И то и другое – грабёж.
– Да, но кого обманул мошенник – тот в итоге недоволен. А народ у нас доволен.
– А кому мошенник втюхал фальшивку задёшево – тот тоже доволен. Это не значит, что не было преступления.
– Не значит. Но и делопроизводство в таких случаях начинают по заявлению от потерпевшего. Когда он перестал быть доволен – не раньше.
– Вот же ты формалист, полковник! Наркоман тоже доволен – но драгдилер всё равно преступник. Ладно. Если я скажу, что счастье – даже не местного производства. Что это замануха иностранных спецслужб. Тогда ты БУДЕШЬ возражать?
– Сильное заявление. Слишком сильное, чтобы принять его просто на веру.
– Вот эта рожа тебе знакома, полковник? – Себастьян опять предъявил фотку с телефона.
– Эта рожа мне знакома, – протянул Алехин тягостно.
– Так вот, полковник. Это был я. Видишь фотку?! Я тебе сделал нарезку нашей с ним беседы. Самые ключевые, так сказать, пункты. Держи наушник. Тебе как раз еду несут. Погляди, послушай, пока будешь есть.
Официантка поставила на стол омлет, гренки и оладьи и удалилась. Алехин нахмурено внимал ролику из Себастьянова телефона, иногда что-то жуя. Себастьян молча ждал, неторопливо поглощая собственную провизию. Когда подполковник оторвался от ролика, лицо у него было совсем посмурневшее.
– Значит, ты правда непрост, – подытожил он, – И значит, дело ещё серьёзнее, чем я боялся. Если верить этому… твоему материалу. Хотя всё сходится. Этот пропал, а у тебя, так сказать, интервью. Правда, нарезка…
– Могу дать полное. Хочешь, сам с ним пообщайся. Он у меня. Под присмотром, не беспокойся, – поспешил Себастьян уточнить, заметив, что в лице Алехина мелькнула тревога.
– Может, и захочу. Где он, в Москве?
– В Подмосковье.
– Ладно. Ну, допустим. Допустим, ты меня убедил. Я-то что могу сделать?
– Помнишь, с чего началось сопротивление? С Парка Горького. Одного раза не хватило и у них ничего не вышло. Теперь уже так не повторить – биржи охраняются. Но повторить надо. Идея в том, чтобы обстрелять биржи из миномёта.
– И ты пришёл ко мне? – подполковник расширил глаза от потрясения.
– Да. Одолжи миномёт, полковник.
– И стрелять тоже должен я. Сам ты не умеешь. Я угадал?
– Угадал.
– Слушай, я по-твоему кто?! Я военный, а не каратель. Не мясник.
– Да знаю я! Мирняк, нельзя. Солдат с гражданскими не воюет. Только я тебе вот что скажу: нет теперь никакого мирняка. Гражданская война идёт. А в гражданской войне гражданские – противоборствующие стороны, а не мирняк. Ты – не каратель. А они – да. Про паспорта счастья ты же знаешь. У кого такого нет, тех калечат. А некоторых убивают. Лично меня чуть так не убили.
– Но ты сидишь здесь.
– Так и на войне врага не всегда получается убить. Слушай, у тебя дети есть, полковник?
– Есть, двое.
– Ну и какого будущего ты им желаешь? В каком мире они будут жить? В мире рабства – или свободными людьми?
– Но ради своих убить чужих…
– Не ради своих, а ради всех. И не детей, а несколько взрослых. Иначе никак.
Подполковник ничего не ответил, а сидел с подавленным видом. Себастьян тоже не знал, что ещё сказать. Некоторое время они сидели молча. Лицо Алехина предвещало, что он не согласится. Себастьян смотрел на него, и тут в голову ему пришла ещё одна идея. Последняя, глупая – как он сам её видел. Отчаянно-глупая. Но другой не было.
– Слушай, товарищ подполковник, – впервые в разговоре Себастьян указал на то, что Алехин не является полковником, – Ты генералом стать хочешь?
– Что за дурацкий вопрос?!
– Знаю, хочешь. Все военные хотят. Так вот слушай меня. Ты же знаешь «Антисчастье»?!
– Ну, знаю.
– Это моя группа. Сейчас там восемь миллионов подписчиков. А теперь прикинь. Когда мы скинем пахана, будут президентские выборы. Кого поддержит «Антисчастье» – того и выберут. И он своим успехом будет обязан мне. Понимаешь, что это значит?! Активные деятели революции после победы всегда получают награду.
Алехин уставился на Себастьяна. Лицо подполковника заметно менялось, но Себастьян не понимал, что значит это движение. Наконец Алехин произнёс:
– А вот это разговор. Значит, «Антисчастье» – твоя группа?
– Да, моя, – подтвердил Себастьян, не понимая, что происходит.
– Только не думай, что купил меня на генерала. Но выходит, ты в этом деле давно и серьёзно. А не прожектёр с идеализмом. Парк Горького ты взорвал?
– Не я.
– Но ты его знаешь?
– Полковник, мы не в детском саду такие вопросы задавать.
– И про миномёт придумал тоже он, а не ты?
– А что, так заметно?
– Заметно. Ты выглядишь недостаточно отмороженным.
– Даже и не понятно, похвала это или упрёк.
– Ни то, ни другое. Он с нами тоже пойдёт?
– А что, полковник, хочешь познакомиться?
– Вообще-то не горю желанием. Но в такие времена… видимо, именно такие и могут зарешать…
Опять повисло молчание. Через минуту Алехин сказал:
– Знаешь, какое главное качество хорошего командира?
– Бережёт людей? – осторожно предположил Себастьян.
– Верно. Для хорошего командира самое ценное – это его люди. А знаешь, какое главное качество хорошего полководца? Не командира, а полководца?
Себастьян попытался подумать, но в голову ничего не приходило. Он молча пожал плечами, по лицу собеседника прочтя, что ответа не требуется, вопрос риторический.
– Хороший полководец – в первую очередь арифметик, – разъяснил подполковник, – Если для спасения батальона требуется отправить на верную смерть взвод, он это делает спокойно, не моргнув глазом.
Себастьян ожидал вывода, который очевидно должен был последовать. Но подполковник продолжил не сразу, по-видимому преодолевая некоторую тягостность. Наконец он изрёк:
– Всю жизнь я старался быть хорошим командиром. И всю жизнь честно знал, что полководцем стать никогда не смогу. – Он помолчал несколько секунд, опустив глаза, и добавил, понизив голос: – Видимо, сам не заметил, как стал…
Он вновь поднял глаза, и под взглядом этого невзрачного человека со стареющим сухим лицом могучий Себастьян вдруг почувствовал себя совсем маленьким.
– Так, ладно, – произнёс подполковник, прервав задумчивость, – Сколько у нас? – он посмотрел на часы, – Успеем обернуться. Всё-таки хочу побеседовать с этим вашим Лучезаром. И Ивана возьмём.
– Да, конечно, – ответил Себастьян почти послушно.
Они расплатились и вышли.