Ветер. Ветер. Всё время этот ветер. Кажется, с момента, когда всё началось, он не прекращался. Но на самом деле дело не в нём. Всё дело в тишине. Пока шумел город, ветра было не слышно. А теперь всё замерло и слышно только его. И это сводит с ума. Хотя, разобраться, не такая уж плохая вещь – безумие. Именно оно дало всем надежду. Надежду, которая всех же и погубила. Но это просто не повезло, надежда в том не виновата и к ней претензий нет. И никуда она не делась, по-прежнему всех можно спасти. А ведь никто и подумать не мог, что есть какие-то шансы. Если бы Петрусь не сошёл с ума, так бы и не сделал своё невероятное открытие.
Петрусём погоняли Кольку Петрусёва. Он прибился к базе месяца три назад. С сыном Мишкой, пацаном девяти лет. Приблудились откуда-то тощие, оборванные. Ну, лишним людям на базе завсегда рады. То есть там никакие люди не лишние. Прижились Николай с Михаилом быстро, освоились, обстучались, стали своими. Нормальный он был мужик, спокойный. Быстро был приставлен к делу, стал ходить со всеми в рейды. Ну а как ещё?! Если жрёшь – будь любезен и работать. Да он и сам бы иначе не стал, халявщиком явно не выглядел.
Чёрт знает, кто и зачем разрешил тогда взять в рейд Мишку. Просился очень пацан, хотел скорее быть большим и полезным. В принципе, всё должно было пройти без эксцессов. Но гладко было на бумаге. Случился шухер и Мишку уволокли сопачи. Тогда-то у Петруся кукушка и крякнула.
Арсений Савин сидел в своей наблюдательной засаде, продолжая думать. Раз уж он решил поведать свой рассказ воображаемому слушателю или читателю, надо рассказать и о чём, собственно, речь. Ввести экспозицию, описать театр действий. Пожалуй, что и боевых.
Всё началось пять месяцев назад. Никто не знает, откуда эта дрянь взялась и кто был первым. Но события развивались аккурат так, как все тысячу раз видели в фильмах. Зомби-апокалипсис во всей красе. Очень быстро всё собою заполонили эти твари, лезли из всех щелей. Кого-то сжирали, кого-то просто кусали. Последние за шесть часов превращались в таких же. И все ведь знали название «зомби» – но почему-то в случае реальных событий не прижилось, отвалилось. Наверное потому что иностранное, русскому языку и уху чуждое. Потом на короткое время его заменило родное русское «жмурики», но тоже долго не продержалось. Потому что жмурики – мертвецы, а эти всё-таки нет. Такие живчики, что хрен убежишь. И вот тогда нашлось им имя под стать – сопачи. Потому что характерно сопят – громко, зловеще и кровожадно – и не приведи вас Бог услышать это сопенье рядом.
Немногие уцелевшие люди сбивались вместе в местах, которые удобно оборонять. Так Арсений с дочкой Полиной осели в воинской части. Тут-то он и оценил, насколько хорошая вещь – армия. Может быть, в мирное время и не слишком удобная, но в такое, как сейчас – идеальная. Вряд ли бы они выжили без этой армейской дисциплины и строгой командной системы. И командир части, подполковник Мильчаков – золотой был мужик. Если удастся выбраться из всего этого блудняка, обязательно надо поставить за него в церкви свечку. Странные какие мысли – никогда раньше Арсений верующим не был, а над православными посмеивался. А теперь поди ж ты. Малодушие или прозрел? Ладно, ещё будет время об этом подумать.
И вот Петрусь. Вернулся из того рейда – глаза по пятаку, ничего не видит, не слышит и молчит всё время. Не сам вернулся, конечно – товарищи привели. Сам бы он в таком состоянии вряд ли куда смог добраться. Позаботились о нём, конечно. Через пару дней пришёл в себя. Но не до конца. Так и остался повреждённым. Ходить мог, говорить мог, и вообще был похож на нормального человека – но застряла у него в голове навязчивая безумная идея, которую он всем втолковывал – и когда это делал, в глаза ему лучше было не смотреть, это было попросту страшно – в них зияла бездна безумия. В рейды его больше не посылали. Кормили, да – но особо за ним никто не присматривал. И когда он исчез с базы, особого беспокойства это ни у кого тоже не вызвало – все его к тому времени списали. Каково же было всеобщее удивление, когда через два дня он объявился – и не один, а с Мишкой, причём Мишка был нормальный – не сопач.
Так все и узнали, что безумная идея Петруся никакая не безумная. «Раз укус сопача превращает человека в сопача, значит укус человека превратит сопача в человека!» – такая у него была идея. Экий бред – и оказался правдой. Никогда бы ни один здоровый до такого не догадался. Стали устраивать облавы – хоть это и трудно, потому что сопачи – животные стайные. Несколько человек так смогли спасти. Пока не стряслась катастрофа.
Раньше при столкновении с сопачами их убивали – потому что видели в них безусловно враждебную нежить. Теперь же старались щадить. Раньше если сопачи покусают своего – его убивали тоже. В этот же раз никто об этом и не подумал. Напоролись на логово, потеряли шесть человек убитыми и восемь покусанными. Доставили их на базу, зафиксировали. Сразу кусать было бессмысленно – нужно было дождаться, пока они превратятся. И теперь неизвестно, кто же проворонил и кого. А может быть и никто никого не проворонил, а был и ещё заражённый, которого не зафиксировали и он потом освободил остальных. Так или иначе, ночью, пока все спали, эти новые сопачи дорвались до добычи. Один Арсений, похоже, и спасся. Полину спасти не смог. Но надеялся это сделать теперь. Три дня он осторожно наблюдал за базой и видел своих бывших товарищей. Видел и Полину – она осталась жива и выходила с ними. Главное теперь было всё сделать правильно.
У сопачей существует суточный цикл. Днём, после обеда, они на несколько часов впадают в спячку, хоронясь для этого в тёмных местах. И если действовать тихо, можно подбираться совсем близко, практически не рискуя. Этими часами Савин и воспользовался, устроив ловушку из каната, брезента и мешка с песком. Все нужные принадлежности на базе были. Растянул её между двумя фонарными столбами, присыпал мусором, а спусковую верёвку вывел на свой наблюдательный пункт, который располагался на крыше диспетчерской будки – или как это сооружение правильно называется? Про себя Арсений его именовал именно так. Вообще, потрясающе, конечно: каких-то полгода назад если бы кто-то Савину сказал, что он будет устраивать подобные ловушки, тот бы лишь покрутил пальцем у виска. В кино он такие штуки, конечно, видел – только на то оно и кино, что там показывают вещи, которых в жизни не бывает. Но жизнь сделала бешеный поворот, толковые товарищи научили – и вот уже оказывается, что не только это никакое не волшебство, а самое обычное дело. Хотя чему удивляться: про зомбей-то тоже думали, что они только в кино и в реальности их быть не может – а оно вон как обернулось, ндя.
Теперь требовалось только улучить нужный момент. Но сопачи ходят стадом, отбиваются редко. Надо было дождаться, когда отобьётся Полина. Арсений уже засекал пару раз, когда она действительно оставалась сбоку одна – но, как назло, в стороне от ловушки, и она успевала раньше прибиться обратно. Но Савин верил, что рано или поздно дождётся. Шёл пятый день – и именно сегодня повезло. Сейчас! Полина с краю, до стада метра три. Главное не промахнуться. Только бы не промахнуться! Арсений считал её шаги: три, два, один – ПУСК! Полотно взмыло вверх, подхватив детское тельце, и намертво сомкнулось в горловине. Мешок продолжало качать на канатах, внутри него билось и трепетало, наружу нёсся нечеловеческий призывный визг. Сопачи рядом всполошились, задрали головы, стали подпрыгивать, хватая руками воздух и щёлкая зубами – так что Савин слышал даже со своего места. К счастью, интеллекта у сопачей никакого не остаётся и можно было особо не опасаться, что они Арсения обнаружат или смогут освободить свою попавшую в беду товарку. Побегают, поскрежещут – и свалят. Так и вышло. Полина тоже подуспокоилась, визжать перестала, а только копошилась – и сопела, естественно. Двойной брезент должен был выдержать и не такое. Теперь предстояло дождаться, когда все сопачи уйдут в спячку. Насчёт Полины в её положении Савин уверен не был, но очень надеялся, что физиология победит неудобство положения. Да и не так уж неудобно ей там должно быть. По крайней мере, хотелось в последнее верить. Не задохнулась бы только.
Повезло: когда сопачи попрятались для спячки, Полина затихла тоже. Настало время действовать. Всё уже было готово. Савин заранее подыскал подходящий седан, выстлал багажник коечными матрасами и одеялами – для шумоизоляции. И имел здесь же про запас ещё пару матрасов и одеял – чтобы накрыть сверху. Седан ожидал снаружи, за воротами. Арсений тихо спустился со своего укрытия и на цыпочках направился к воротам. Аккуратно открыть – лишь бы без шума. Теперь предстояло докатить седан задом до места. Можно было, конечно, и своим ходом, мотор почти не шумел – но Савин предпочёл перестраховаться – благо асфальт тут был в отличном состоянии и плоский – в горку толкать не приходилось. Управился минут за десять. Ещё пара минут ушла на прицеливание багажника.
Теперь предстояло самое трудное – погрузка. Авантюрная, прямо скажем, затея. Савин и раньше это прекрасно понимал – и потому старался тогда про сие лишний раз не думать, ободряя себя формулой «Тогда видно будет». Теперь это «тогда» наступило. Савин стоял готовый: слева в ножнах нож, справа на бедре пистолет, патрон в патроннике, предохранитель снят. Багажник был распахнут, поверх него ожидали два матраса и два одеяла – чтобы быстро накинуть и тика́ть. Теперь спустить. Это представляло наиболее проблемную задачу. Каната было два – по одному с каждой стороны – и нужно было стравливать их постепенно по очереди, чтобы сгрузить куль посередине – в багажник. Поднять мешок нечего было и надеяться. Поэтому Савин имел с собой запас каната. Перехватил им канат с мешком и только тогда первый канат перере́зал, с замиранием сердца страхуя рукой. Но вроде выдержало – хвала высшим силам. Он стравил где-то метр и временно зафиксировал, обвязав конец вокруг столба. Теперь предстояло сделать то же самое на другом столбе. Потом вторая итерация, третья. Время-время!
Наконец всё было готово: куль висел над самым багажником сантиметрах в двадцати. Всё получилось сделать аккуратно и за всё время спуска Полина внутри не издала ни писка. Теперь нужно было только снять груз с привязи. Савин надре́зал правый канат, потом левый. Надре́зал ещё – нужно было оставить минимум, чтобы в решающий момент управиться за одну секунду. Ещё, ещё. Оставались какие-то ниточки. Арсений продышался, собираясь для решающего действия. Три, два, один, пошёл! Он перерезал остатки правого, удерживая куль за оставшийся хвостик левой рукой, и аккуратно спустил мешок в багажник. Увы, даже мягкость матрасов на дне багажника тут не спасла. От прикосновения с ними Полина внутри моментально пробудилась, забилась, воздух резанул знакомый призывный визг. Савин наспех отчекрыжил остающиеся нити левого каната, схватил матрасы и одеяла, набросил сверху, захлопнул багажник. Господи, как же это всё долго! Визг ослаб, но из чёрного зёва гаражного корпуса на Савина уже неслись сопачи. Первый был слишком близко, Савин не успевал – пришлось один раз выстрелить из пистолета. Плохо! Когда имеешь дело с сопачами, шум – это последнее, что тебе нужно. Вперёд, в уже открытую дверь. Захлопнул. Мотор! Остальные сопачи добежали, первый заскрёбся в стекло прямо у Савина под ухом. За ним остальные. Арсений безошибочно узнавал в них своих вчерашних товарищей – но это не рождало никаких чувств, для чувств не было времени. Ходу-ходу-ходу! Педаль в пол, туда – к воротам! Фуф, вроде ушли!
Полина в багажнике всё билась и верещала. Савин выкатил на какой-то пятачок, на вид относительно безопасный – потому что местность вокруг просматривалась во все стороны. Покрутил головой – вроде никого нет. Остановился, выбежал, открыл багажник, нащупал в этой бьющейся массе брезента ногу, ухватил покрепче, вспорол брезент ножом и бешено впился зубами в икру. Удалось только с третьего раза – главное, что удалось. Поправил звукоизоляцию, закрыл багажник. Кажется, никто за это время прибежать не успел. После нервного напряжения последнего часа предательски наваливалась слабость. Савин сел за руль и покатил – теперь уже не особо спеша. План у него был выехать на середину длинного моста над рекой – такое место представлялось наиболее безопасным. И там дождаться, когда дочь превратится обратно.
Она постепенно успокоилась. Савин прохаживался рядом и смотрел с моста на умерший мегаполис. К чёрту его. Сейчас он дождётся – и тогда они уедут подальше. Осядут в какой-нибудь маленькой деревне. Или вообще в поле. Хоть в шалаше. Пока не наступила осень, это не проблема. А потом он выкопает землянку. Всё лучше – когда поблизости нет этих тварей. Запасов у них хватит дня на три. Но это не проблема, потом он будет совершать вылазки в город. Ладно, какой смысл забегать так далеко вперёд – будем решать проблемы по мере их поступления.
С наступлением темноты стало прохладно и часовой Савин сел обратно в салон. И сам не заметил, как закемарил, а после вовсе отрубился мертвецким сном. Проснулся резко, от осознания своей преступной безалаберности. Распахнул глаза, матеря себя про себя и ненавидя. Было совсем светло, солнце стояло высоко. На часах половина одиннадцатого. Вокруг было тихо и на вид благополучно. Арсений вышел из машины, открыл багажник и позвал:
– Поля?!
– Папа??? Где я? – раздался из-под матраса знакомый жалобный голосок.
– Поля! – он отбросил матрасы и одеяла сверху, достал нож и осторожно разре́зал брезент. – Поля!
– Папочка! – она повисла у него на шее. – Папочка, что случилось? Я ничего не помню!
– Полечка, доченька! – у него полились слёзы и он ничего не мог с ними сделать. – Полечка! Всё хорошо. Теперь всё будет хорошо, – он гладил её дрожащими пальцами по волосам.
Через полчаса оба оправились от переживаний встречи и можно было заняться насущными заботами. Полина оказалась голодна и с удовольствием уплела полбанки тушёнки, заедая галетами. Увы, хлеба теперь достать было негде. Потом они поехали искать себе дом.
Уже близко к выезду из города пришлось остановиться: впереди был какой-то беспорядочный навал машин – как будто замерла пробка, только хуже. Делать большой крюк не хотелось. Не подъезжая вплотную, Савин остановил автомобиль, велел дочери ждать, а сам пошёл пешком посмотреть, далеко ли растянулось бедствие. Может быть, был шанс объехать рядом или вовсе пролезть, растолкав машины с краю. Первый осмотр не радовал – растолкать и пролезть тут явно не светило. Насколько же далеко оно тянется, может, можно объехать?! Савин запрыгнул на багажник красного седана и перелез на крышу – это давало обзор. Картина была безрадостной: конца пробки было не видно, сколько Арсений ни всматривался. Сопачи, чёрт! Откуда они взялись?! Метрах в пятнадцати от него, внизу, на Савина скалились два безумных рыла. Встретившись с ним взглядом, сопачи зашипели и кинулись к нему. Бах-бах-бах! Арсений стрелял, но пока без толку. Он соскочил на землю, отступая. Бах-бах-бах! Один прилёг, второй совсем близко. Бах, бах! – готов! В пылу боя Савин не заметил третьего сопача, который нёсся на него слева. А ещё он не заметил, что левая нога попала между прутьями арматуры, которые на обочине торчали загнутые из разбитого бетона. Слева его как будто что-то смело. Боли в ноге Савин не почувствовал, только услышал характерный хруст и сразу увидел перед носом сопачью морду, от которой успел прикрыться левым предплечьем ещё раньше, чем грохнулся навзничь. Сопач навалился, схватил Савина зубами за запястье и начал по-собачьи трепать. Арсений взвыл, но самоконтроля не потерял. Правой рукой приставил пистолет к сопачьей башке и выдавил спуск. Стало тихо и спокойно. Савин брезгливо оттолкнул от себя сопачью тушу и глядел на левое запястье. Что это значит, он знал. Но у него ещё было немного времени на план Б, который у него тоже был. Нужно было торопиться.
Арсений встал, сделал шаг и вскрикнул, едва не потеряв сознание от боли. Левая нога, очевидно, была сломана в голени. Хорошо хоть левая, а не правая – ему ещё на педаль давить. Доскакав на одной ноге до машины и корчась при этом от боли, Савин рухнул в водительское кресло.
– Папочка, что с тобой?! – испуганно круглила глаза Полина.
– Я в порядке, Поля. Надо ехать – сейчас ещё набегут, – он старался придать голосу спокойное выражение, – открой ящик, дай мне вон ту коробочку.
Обезболился из армейской аптечки. Всё, теперь ходу отсюда! Землянка отменялась. От Мильчакова Савин знал, что примерно в пятнадцати километрах от их базы есть другая. Теперь предстояло доставить туда дочь до того, как он превратится. А он сам… Он им всё расскажет и его смогут вернуть. Главное – дочь.
Под воздействием анестетика левая нога совсем перестала болеть. Для вождения автомата она не требовалась – удобную, всё-таки, изобрели вещь – автомат. Полина тоже успокоилась, но сидела тихо, не болтала, а только смотрела вперёд – не по-детски сосредоточенно.
Они были близко. Ориентиром служила вышка мобильной связи – и её было отчётливо видно. Но на са́мом подъезде опять попалась такая же пробка. В этот раз проверять Савин не пошёл – не видел в этом смысла. Проще было дойти пешком – тут совсем близко, километра полтора не будет, к тому же скоро начинались часы спячки. Только идти было лучше не по дороге через пробку – это было элементарно опасно. Лучше было идти по прямой от пустыря, который они только что проехали. Он тянулся сразу за заправочной станцией около дороги. На пустыре вряд ли кто попадётся – и там всё видно издалека. Для перехода – лучший маршрут. Савин развернулся и поехал назад.
Они остановились у заправки. Решили зайти. Она маленькая и на отшибе – вряд ли там сопачи. Но, может быть, найдётся аптечка. Анестезия отходила и нога опять разболелась. К тому же хотелось в туалет. При дочери Савин как-то стеснялся, да ей и самой надо было. Конечно, в нынешние времена туалет там не рабочий – ну да уж какой есть. Вот так цивилизованность и лишает людей свободы. Зашли. Савин держал пистолет наготове, но помещение и правда оказалось безопасным. Никаких аптечек не нашлось, зато нашлась бутылка коньяка. Нога болела всё сильнее, а коньяк мог помочь. Савин нашёл одноразовый пластиковый стаканчик. Поглядел на него пять секунд и передумал. Потом будет время – заодно и отпразднует. А сейчас это точно лишнее.
Нужно было дождаться часов спячки – и тогда двигать. В помещении для персонала стояло что-то типа кушетки. Полина прилегла и сразу уснула. Савин её будить не стал – пусть отдохнёт, умаялась от тревог. Сидел на стуле у стола, глядел на неё и думал, одновременно борясь с искушением всё-таки испробовать коньяку. Но в борьбе с зелёным змеем в этот раз одолевал всё-таки человек разумный, а не зелёный змей.
Проснулся он от того же осознания, что преступно спит, которое выстрелило в голову словно молния. Расхлопнул глаза – вокруг было всё то же: Полина мирно спала, за окном светло, на полу валялся пластиковый стаканчик. И как вырубился, когда?! Нога, что ли, сморила? Савину доводилось слышать, что болевой шок иногда работает именно так – человек просто постепенно засыпает и всё. Он поглядел на часы. Дьявол! По прикидкам у него было вряд ли больше часа. Хорошо ещё, что до сих пор не превратился. Было ясно, что он со своей ногой не успеет. Оставалось одно. Савин достал из ящика стола лист бумаги, ручку и написал:
«Я Арсений Савин с базы подполковника Мильчакова. У нас случилось ЧП и все погибли или были заражены. Спасся только я и дочь. Её зовут Полина. По пути меня покусали сопачи и я вынужден её оставить. Позаботьтесь о ней, пожалуйста.
Не знаю, сообщал вам Мильчаков или нет. Мы открыли способ, как спасать превратившихся в сопачей. Сопача нужно просто покусать, как они кусают нас – и тогда он превратится обратно в человека. Так Колька Петрусёв вернул своего сына. Так мы вернули несколько человек, пока всё не навернулось. Вы должны это знать, потому что так можно всех спасти. И ещё раз прошу: ради всего святого позаботьтесь о Полине.
Полечка, дорогая! Возможно, ты со своими новыми друзьями сможешь меня найти и вернуть к жизни. Если же нет, то знай: я ни о чём не жалею. Не жалей ни о чём и ты. Мы с мамой тебя очень любили, любим и всегда будем любить. Самое большое счастье для нас – что ты жива. Запомни это: мы с мамой счастливы. Будь же счастлива и ты.»
Сложил записку вчетверо и стал будить дочь.
– Поля, вставай! Вставай скорее, мы всё проспали!
Она открыла заспанные глаза.
– Поля, пора! Вот, возьми это. Только не потеряй, – он сунул ей в руки записку. – Теперь слушай меня. Я со своей ногой не успею. Пойдёшь одна. Не спорь! Помнишь, мы видели вышку?! Выходи к ней. Там люди. Тебе надо к ним. Передашь им записку. Сейчас сонные часы, безопасно. Только иди тихо. Всё поняла?!
– Папочка, я тебя не брошу! – она разрыдалась.
Арсений приставил к своей голове пистолет:
– Если ты сейчас же не уйдёшь, я себя убью.
Вроде подействовало. Затихла, шмыгнула носом и усеменила. Дай тебе Бог теперь благополучно добраться. Бог! Всё-таки поверил я в него, выходит – усмехнулся Арсений. Может, и зря. Поверил зря, не усмехнулся. Может, Бог-то всё это и устроил. Наказал людей за грехи. Чёрт возьми, но она-то в чём виновата?! Вот тебе и Бог. А он теперь этого Бога молит, чтоб ей помог. Как это глупо. Он прислушался: вроде тихо. Кажется, ушла. Умная девочка. Лишь бы не хитрая – не притаилась где-нибудь за углом. Да не, не должна – дочку свою Арсений более-менее знал: к обману не склонна. Уж если ушла – то правда ушла. Он облегчённо выдохнул на этой успокоительной мысли. Достал бутылку коньяка, подобрал с пола пластиковый стакан – теперь можно. Напоследок. Посмотрел на пистолет. Может, и правда того? Нет, ещё услышит, испугается, прибежит. Глупая идея. Уж лучше коньяк. Савин наполнил стакан до половины и стал потихонечку тянуть. Коньяк жёг язык, но сейчас это резкое сильное чувство было кстати. Последнее чувство жизни. Арсений критически окинул эту мысль целиком и медленно повторил: последнее чувство жиыыыы…. Мир сужался и краснел, слова в голове заменялись равномерным гулом.
* * * * * * * * * * * *
– Не, не очень рассказ, прошлый был лучше, – честно отрапортовала Инна, поджимая губы в извиняющейся ужимке.
– Ну сюжет-то хороший?!
– Нет, как раз сюжет мне и не понравился. Слишком избитый. Или пошлый, как ты говоришь. Отец самоотверженно спасает дочку, но сам же и пропадает. Миллион уже таких сюжетов было. Сама идея с симметричным укусыванием интересная, да. И язык хороший.
– Ну, я укусывания и имел в виду. Ну а как надо было, какой сюжет?
– Не знаю. Не я же писательница. Нужно что-то пооригинальней, понеожиданней. Что исцелённый – не совсем человек, а какая-то третья форма. Можно тогда чтоб было дальше – четвёртая, пятая. Или что если исцелённого опять укусит зомби, то он уже превращается не в обычного зомби, а в супер-зомби.
– В босса из игры! Или наоборот если исцелённый сам попробует исцелить, то сделает только хуже. Ну, босса сделает.
– Да. Или что исцеление не навсегда, а потом опять зомби – когда этого никто не ждёт. Тогда бы получился интересный сюжет.
– Вот же ты требовательная!
– Ну это же ты хочешь стать писателем. А я тебе помогаю, – Инна весело рассмеялась.
– Ладно, буду стараться, – кивнул Сущёв, благодарно улыбаясь, не посрамлённый, но слегка пристыженный.
Было воскресенье, после обеда. А вечером по телевизору опять выступил президент:
«Дорогие соотечественники, россияне!
Вчера произошло знаковое и великое событие. Массы сознательных москвичей и гостей столицы, многие из вас, пресекли разрушительные замыслы врагов нашей страны и не позволили им осуществить их коварные планы. Все мы – и я лично – благодарны вам за совершённый подвиг.
Однако все мы должны понимать, что вчера наши враги проиграли только одно сражение – но не были побеждены окончательно. Враги получили заслуженный урок и теперь не сразу решатся вновь посягнуть на наше благополучие и наше счастье – но это время придёт. Сейчас они заползли обратно в свою нору, в своё подполье – и будут оттуда выжидать удобного момента, чтобы снова нанести свой подлый удар – ещё более сильный.
Дело идёт, таким образом, о жизни и смерти российского государства, о том, быть российскому народу свободным или впасть в порабощение. Что же требуется для того, чтобы ликвидировать опасность, нависшую над нашей Родиной, и какие меры нужно принять для того, чтобы не дать врагу осуществить его подлые замыслы? Какие меры нужно принять для того, чтобы победить нашего общего врага и тем окончательно решить этот вопрос?
Прежде всего необходимо, чтобы наши люди, российские люди, поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности, от миролюбия, вполне понятных в мирное время, но пагубных в настоящий момент. Нужно, чтобы российские люди перестали быть беззаботными, чтобы они мобилизовали себя и перестроили на новый лад, не знающий пощады врагу. Враг жесток и неумолим. Ради достижения своей цели он не остановится ни перед какими средствами. Несколько человек вчера уже погибли, мы все скорбим об этих жертвах и не хотим, чтобы их стало больше.
Нужно иметь в виду, что враг коварен, хитёр, опытен в обмане и распространении ложных слухов. Нужно учитывать всё это и не поддаваться на провокации. Товарищи! Наши силы неисчислимы. Зазнавшийся враг должен скоро убедиться в этом!»
– Ты поняла, что он сделал? – тихо прокомментировал Сущёв, ощущая, как от ненависти в нём замедляется кровь, – Он объявил гражданскую войну.