И вот наступило утро тревожного дня. Как в ночь перед дальней поездкой, Сущёв долго не мог заснуть, потом спал вполбдения, беспокойно, и в конце концов поднялся неприлично рано без всякого будильника. Было понятно, что это лишнее, но его маяло. Время загустело как кисель или желе и еле текло, а Сущёва изнутри давило что-то вроде проре́завшейся гиперактивности, которой не было выхода. То есть ждать было тягостно, а скоротать ожидание было нечем. Инна его примеру не последовала, а сладко посапывала. Терентий в данном вопросе демонстрировал деятельное единодушие с матерью – и слава Богу. Сущёв попробовал тихонько читать Интернет, в основном комментарии к крайнему воззванию «Антисчастья». Ничего там ценного не было: по большей части отзывы как на перекличке «Я приду» и перебранки со счастливцами. В новостях тоже было довольно вяло – вероятно, в этом ещё и дополнительно сказывалась суббота.
Когда Инна всё-таки проснулась – вернее, когда её разбудил Терентий, Сущёв завёл разговор, который сам же считал глупым – но удержаться было трудно да и не хотелось.
– Слушай, Иннуль. Чёрт знает, чем сегодня обернётся. На неясные времена полезно иметь запас необходимого. Давай я сгоняю, закуплюсь. Может пригодиться, да и мне так спокойнее будет. Что нам нужно всегда и больше всего?
Инна слегка удивилась, но возражать не стала. Возможно, догадалась или просто почувствовала, что дело не в запасах, а просто мужу нужно чем-то занять свою маету.
– Не знаю. Всё нужно, – пожала она плечами, выдержала секундную паузу и стала вспоминать. – Хлеба надо купить, сметаны, и мыла ещё мало осталось. Стиральный порошок пока есть. Подгузников хватает. Зубная паста тоже кончается…
Сущёв даже не придал значения такой сумбурности изложения, а составил себе список и выдвинулся интендантствовать. Было дурацкое ощущение, что они что-то упустили, не учли – и всё в итоге пойдёт прахом. Касалось это, разумеется, отнюдь не покупок. Но покупки позволяли придать какой-то ритм текущему моменту существования.
Наконец, вернувшись домой с пополнением запасов, он перекусил и стал собираться. Достал из стратегических закромов старый бронежилет. Все прикидки показывали, что оный не понадобится – но внутренний параноик настоял. Инна внутреннего параноика поддержала. Напоследок Сущёв обнял жену – как обнимают, уходя на войну. И выдвинулся. Выдвинулся с запасом по времени – чтобы успеть осмотреть предварительную обстановку.
В метро машинист по громкой связи ему сразу сообщил: «Уважаемые пассажиры! В связи с проведением гражданской акции, станции «Охотный ряд», «Театральная» и «Площадь Революции» временно закрыты. Пожалуйста, пользуйтесь соседними станциями». Понятно. Но Сущёв туда не собирался и сам – желал прийти со стороны, чтобы обозреть ситуацию и её развитие. Вышел на станции «Трубная» – чтобы перейти по бульварам к Тверской и по ней спуститься в самый эпицентр событий.
На улице было неестественно безлюдно. Машин тоже совсем не было – как будто весь центр перекрыли. Сущёв неторопливо двинулся в направлении Тверской, продолжая дивиться царящему запустению. При других обстоятельствах такую обстановку можно было бы даже назвать приятной. Погода тоже в целом баловала: было пасмурно, но сухо и тихо, и для октября очень даже тепло – для гражданских акций самое то.
Тверская была пуста. Ни единый автомобиль не нарушал собою покой широкого дорожного полотна. Сущёв поколебался пару секунд – и на него ступил. Когда ещё представится такая возможность. Кроме себя разглядел ещё всего двух одиночных пешеходов – но те шли по тротуару. Оба в сторону центра. Двинул в том направлении и он сам.
Обстановка была видна уже издалека – тем более что уклон улицы в этом месте способствовал обзору. По пути Сущёв ещё специально забрался на парапет подземного перехода, чтобы рассмотреть лучше. Впереди, сколько хватало зрения, были люди – огромное количество, чудовищное. Они заполняли не только Манежную площадь, но и добрую часть Тверской. Как выяснилось по мере приближения – дальше Камергерского переулка.
Прилетело счастье. Сущёв безжалостно и с мстительным удовлетворением смысл его в унитаз. Мысль про унитаз подтолкнула другую, Алексей злорадно усмехнулся: в этой толпе уж непременно кому-то приспичит по нужде – а нужников-то для вас и нет. «Бедняги счастливые, хе-хе,» – мысленно издевался он, – «Какого фига вас так много-то?! Когда успело столько прийти?! Как же вы расходиться-то будете…?…».
По плотном приближении к границе толпы обнаружилось полицейское оцепление. Они выставили поперёк улицы стенку из рамочных загородок и с промежутком метров в восемь вторую такую же. Сами полицейские были в форме. «Как в старые времена,» – покривился Сущёв. Ну да, под рулёжным прикрытием такой толпы счастливцев опасаться ментам было нечего. Но теперь вовсе и не в ментах было дело, не они тут были сила. Они лишь выполняли организационно-направляющую функцию во избежание эксцессов – чтобы люди сами себе не навредили.
Сущёв приблизился к внешней загородке. За внутренней колыхалось людское море. Хотя «колыхалось» – громко сказано. Не колыхалось, а скорее просто дышало. Некоторые были с плакатами: «Мы за счастье!», «Счастливые добрее», «Счастье нашим детям!». «Счастье – корень жизни» – прочёл Сущёв тезис, явно претендующий на философичность, и мысленно подверг его сомнению.
– Братюнь, ты к нам?! – выкрикнул мужик с края, пока Сущёв пытался прочесть надпись на сильно отвёрнутом плакате.
– Не, я посмотреть, – ответил Сущёв уклончиво.
– Давай к нам! – радостно стал зазывать собеседник.
– Нееее, – протянул Сущёв, мотая головой и сам разулыбавшись.
– Тебе счастья ещё не дали что ли?! Эх, лодыри! – поругал он неизвестных провинившихся лиц, но поругал опять же почти радостно. – Дадут! Дадут! – ободрил он с искренней верой в голосе, – И тогда давай к нам!
На часах значилась половина третьего. По эту сторону барьера кроме Сущёва было ещё только четыре человека. Впереди Сущёв чувствовал два объекта. Влез и сразу увидел ещё один. Влез в него – появилось ещё два. Передал всем антисчастье и стал наращивать цепочку далее. Но было ясно, что против такой толпы это даже не слону дробина, а мамонту пылинка. К тому же где-то на третьем десятке цепочка оборвалась – видимо, сказалось неудобное положение, потому что Сущёв торчал с краю.
Постепенно, однако, народ с этой стороны стал подходить. Многие шли с плакатами, но бо́льшая их часть подозрительно несли свои плакаты, застенчиво их опустив. И подозрительно сдерживая подозрительные улыбки. «Осчастливили на подходе,» – констатировал Сущёв, дело было ясное.
«Подержите, пожалуйста,» – попросила женщина неподалёку мужчину рядом, передавая ему свой плакат. Когда тот взял, она прошла вдоль загородок, пытаясь просочиться у края барьера.
– Нельзя, – вежливо остановил её полицейский.
– Я теперь за счастье! – объяснила она своё намерение.
– Всё равно нельзя. После двух не пускаем.
– Командир, да пропусти её! – высказался в поддержку гражданки представитель счастливой народной массы.
– Нельзя, – повторил тот миролюбиво.
– Она же теперь за нас!
– После двух нельзя.
– Почему?!
– У меня приказ.
– Ааа… – уважительно протянул сознательный гражданин. – Ну, раз приказ – тогда конечно. Тогда другое дело. Извините, – последние слова он обратил к дамочке.
– Нельзя. Приказ, – повторил полицейский дамочке свой аргумент, доказавший на практике свою убедительную силу.
– Ну, ладно. Я тогда тут побуду, – ответила та, по-видимому ни капли не огорчившись.
Толпа с этой стороны всё прибывала. Правда, чей лагерь представляли все эти люди, было совершенно неясно. Судя по выражениям счастливых лиц, поводов для оптимизма было мало.
К трём часам плотно заполненной была и эта сторона. Никаких видимых действий не происходило. Сущёв очень надеялся, что происходят невидимые – то есть что наша сторона наваливает противной удары антисчастья. Хотя, конечно, получает в ответ удары счастья. Этакая битва экстрасенсов, посреди которой он стоит в бронежилете. Но внешне всё выглядело статично. «Стояние на реке Угре какое-то,» – подумал Сущёв, глядя на это бессмысленное благолепие. И что дальше?! «Нет счастью!» – попробовал выкрикнуть он. Никто его не поддержал. Понятно.
Вдруг по толпе впереди пронеслось какое-то волнение. Люди что-то друг другу пересказывали, гомон всё усиливался. Невдалеке над толпой поднялся парень в шарфе спартаковского болельщика – то ли забрался на столбик дорожного ограждения, то ли товарищи подняли его на плечах – раскинул руки вверх в известном болельщицком жесте и заскандировал:
А ну-ка давай-ка
Уёбывай отсюда!
Москва для счастливых,
Россия не для злых!
В этой корявой переделке Сущёв, конечно же, сразу узнал знаменитую фанатскую кричалку. К фанатам он вообще относился тепло – ещё с памятного восстания 11-ого декабря 2010-ого года здесь же, на Манежке. И было очень досадно, что теперь эти парни на противной стороне.
«А ну-ка давай-ка уёбывай отсюда!» – стал повторять болела, заводя толпу вокруг – и та поддавалась. «Москвааааа без грустных!» – заголосил он, раскидывая руки вверх. «Москвааааа без грустных!» – вторила толпа всё стройнее. «Москвааааа без хмурых!» – нажимал он всё сильнее. «Москвааааа без хмурых!» – выла масса в энергичном согласии, экзальтируясь всё больше и радуясь, что у неё появился вожак.
Народ по это сторону барьера дрогнул, затушевался. Один, второй стали разворачиваться и проталкиваться на выход – а за ними движение приняло общеорганизованный характер. Все как-то затоптались и устремились прочь. В считанные минуты толчея рассосалась и с этой стороны барьера никого не осталось. Незачем было тут торчать и Сущёву, он тоже поспешил за всеми – домой, к жене, к сыну. Вот так бесславно закончилась акция народного гнева.
– Ну как? – встретила мужа Инна со смесью испуга и радости на лице.
– Полная лажа. Не ожидал, что будет НАСТОЛЬКО бестолково. Почему-то не ожидал. Что-то там у этих дураков стряслось, походу. Зато я придумал новый сюжет.
* * * * * * * * * * * *
Как позже Сущёв узнал от Себастьяна и из новостей, противную сторону в тот день очень серьёзно организовали. Делалось это через старую группу «Дарим счастье». Всех счастливцев призывали прибывать на Манежку сильно заранее и по возможности с разных точек, поскольку количество участников ожидалось большое и метро с наплывом могло не справиться. Отсюда же и плакаты – насчёт них тоже проинструктировали. К тому же, судя по всему, очень деятельно в организации поучаствовала администрация президента. Во всяком случае, многим участникам без плакатов плакаты были выданы организаторами заранее распечатанные. На месте действовали организаторы с мегафонами – не считая полицейских. О сортирном вопросе тоже позаботились: на место проведения были подвезены мобильные туалеты в количестве – просто Сущёву издалека их было не видно. Правда, кабин всё равно оказалось недостаточно, возникли очереди – но этот вопрос решили благородно: туалеты оставили женщинам, мужчины же орошали окрестные достопримечательности. О том, чтобы участники могли нормально разойтись, позаботились тоже: с помощью КАМАЗов были огорожены специальные проходы, которые до поры преграждались КАМАЗами же. Когда всё закончилось, проходы открыли, и все смогли благополучно разойтись.
Предполагаемое происшествие, из-за которого случилось волнение, действительно имело место. Что именно и как именно произошло, полностью установлено не было. Какой-то человек внезапно потерял сознание и упал. Причём судя по противоречивым показаниям, таких людей было больше одного. После выдвигались уверенные предположения, что судя по симптомам, имело место рулёжное вырубание. Однако на месте это не было очевидно, а у всех ещё свежа была память о недавнем теракте. Кто-то сказал «теракт», кто-то сказал «снайпер» – в итоге началась паника. Причём, началась в нескольких очагах. После паника улеглась, но во время давки троих человек задавили насмерть, ещё двадцать семь человек получили травмы, в том числе семь человек – тяжёлые. Из этих семерых, из-за невозможности оказания срочной медицинской помощи, умерли ещё двое. Ещё у четверых людей в результате сильного испуга случился сердечный приступ, один из них из-за этого скончался. Кроме того, нечаянно толкнули подростка, который грелся у вечного огня, в результате чего означенный подросток получил ожоги второй степени.
– На кой хрен наши вырубали-то? Совсем что ли дураки? – сердился Себастьян. – Слушай, но это хотя бы не ты?
Сущёв ответил не сразу. Случившееся походило на какую-то чертовщину, но должно было иметь объяснение.
– Никто их не вырубал, Слав. Это другое.
– Что же тогда?
– Там было ОЧЕНЬ много народу. Полагаю, вышла петля в цепочке. Если ты влезаешь в объект, то сразу видишь все его объекты – и так далее. Теперь представь трёх человек: A, B и C. C влез в A, но A об этом не знает. Далее сам A влезает в B и видит через него C, влезает в C – и петля замыкается, становясь бесконечной цепью. Это как увидеть сразу бесконечное количество объектов. Видимо, мозг такого не выдерживает и вырубается.
– Хренасе, а ведь правда так может быть.
– Да. Примерно как два зеркала напротив друг друга. Или у сетевиков ещё есть такой термин – петля маршрутизации.
– Ладно, не грузи, я понял. Так значит, наши не виноваты, эти дурни сами себя закоротили. А свалят всё на нас теперь, один хрен.
– Несомненно.
– Слушай, так давай хоть объясним.
– Как будто это поможет. Нас-то счастливцы слушать не будут, а будут своих. А у тех всё просто: мы злодеи.
– Ну хоть своим объяснить, а то щас же все в непонятках.
– Да, что-то объяснить надо. Особенно желательно бы объяснить, что дальше-то делать. Ты знаешь? Я нет.
– Я тоже нет. Давай пока про этот их коротыш.
– Ладно. А ты пока подумай, где здесь может быть выход из этого долбаного тупика.