«Второй приход»: Глава 6

Он ехал на работу. Как обычно стоял в вагоне метро и как обычно в таких случаях был хмур. Не любил он поездки в общественном транспорте. Особенно теперь. Вокруг все эти довольные улыбающиеся лица. Лучезарные, прямо скажем. Такой вот каламбур. Не зря долбаный проповедник выбрал себе имя Лучезар. Глумливый всё-таки дядька. Хотя в тонкости ему не откажешь – таким именем заранее обозваться. Есть у этого мерзавца чувство юмора – хочешь не хочешь, а это приходилось признать. Сущёв был справедлив. Садистское, однако, у него чувство юмора.

Почему садистское, кстати? Потому что присутствует во всём этом какое-то издевательство. Лыбятся, дураки, радуются – а сами того и не понимают, что вка́пнули в них убожества. Это примерно как угостить бездомную собаку отравленной колбасой. Она жрёт и радуется, почитает угостившего благодетелем и просит добавки, заискивающе виляя хвостом. Ну, получи, раз так просишь – не жалко. Конечно садизм.

Вот и эти дураки вокруг. Тошнит от их приторных харь. Прямо разомлели от своего счастья. Сегодня пойдут за добавкой. И на него то и дело пялятся – удивительно им, почему это он один такой, который не лыбится.

Да, он не лыбится, а они лыбятся. Он им даже отчасти позавидовал. Ведь и правда нельзя было сказать, что они совсем уж неправы. От его злобы пользы всё равно никакой нет, а их беззаботность хотя бы приятна. Зачем им печаль, понурость? Сомнительные сокровища. Так что действуют к своей выгоде, разумно – в этом им не откажешь. Разумно – Сущёв вдумчиво взглянул на происходящее с этой стороны. Разумно. Получается, они разумные люди. Он всё больше проникался к ним симпатией. Да и вообще они молодцы. По сути-то конечно молодцы – и действуют разумно, и устроили всё так ловко, удобно. И улыбаются приветливо, приятно – почему его это раздражало? Если бы они ему корчили гримасы ненависти, это точно было бы много хуже. Былая неприязнь совсем ушла, сменившись любовью к ближнему. Сущёв с интересом наблюдал эволюцию своего отношения. Можно было бы сказать, что он делал это с удивлением, но удивления не было – нет, он воспринимал всё как должное, закономерное, правильное.

В прежнем состоянии его бы это осознание пронзило как раскалённая спица. Но сейчас оно пришло мягко, с чувством тихого удовлетворения. Так вот какое ты – «счастье». Кто-то незнакомый его только что осчастливил.

Раньше от одной мысли об этом он приходил в негодование. Сейчас же испытывал к услужливому незнакомцу благодарность. Всё преобразилось, и перемены даже не радовали, а ласкали. Вокруг и внутри него всё наполняла собою жизнь. Хотелось дышать ей, насыщаться – но не бешено, жадно вдыхать, чтобы утолить мучившую доселе жажду – нет, жажды не было, было всепоглощающее собою довольство. Непрерывное вкушение бытия. Неторопливое истинное наслаждение, которое никогда не надоест. Свежесть, свежесть вокруг – вот что сразу явилось. Свежесть красок, свежесть пространства, предметов, людей, идей, мира. Чистота и доброта. Доброта к нему, доброта в нём. Он снисходительно и прощая подумал о себе прежнем: какой же он был глупенький, что брался судить о том, чего не ведал. Получалось, что всех людей он считал дураками, а себя только умным – который один за всех лишь всё правильно и понимает. До чего же глупо считать всех дураками. И до чего неуважительно. Уж конечно все подряд люди не стали бы себе вредить, поступать неразумно. Самонадеянно с его стороны было им в этом отказывать. Но сделав данное открытие, он на себя прежнего не злился – лишь удовлетворённо отметил, что оставил свою былую ересь и это хорошо.

Его разум нежно омывали волны нового счастья, делая тот снисходительным и плавным, чуждым резкости. Но разум оставался разумом и вполне способен был к логическому мышлению – которое по сути своей объективно. Не только способен, но и продолжал этим заниматься по укоренившейся привычке. Сущёв блаженно перебирал логическую цепочку, тонко смакуя удовольствие от процесса.

«Почему всё-таки такая перемена в отношении?» – мысленно спрашивал себя Сущёв, – «Раньше я счастье ненавидел. Конечно, я не знал, каково оно, не знал, насколько это классно и правильно, потому и не мог дать ему надлежащей оценки. Но ведь отношение не было нейтральным – оно было негативным. Потому что тогда я видел объективные негативные стороны. А теперь не вижу. Может быть, я тогда заблуждался. Но дураком я раньше всё-таки не был. Мой разум не поменялся. Если я умён сейчас, то был умён и тогда. А если тогда был дураком, то и сейчас дурак. Тогда я мог заблуждаться – но равно могу заблуждаться и теперь. Тогда я не знал счастья и судил о нём негативно. Это могло быть заблуждением. Но равно может быть и так, что я заблуждаюсь теперь и что правда, в которой я сейчас не сомневаюсь, есть лишь наваждение от счастья».

Установить истину можно было только одним способом – сравнить. Вернуться и сравнить. Сущёв вспомнил, что является сам для себя пилотом и может передать себе своё обычное состояние, как он это сделал недавно для Инны. Теперь он познал счастье. Если он вернётся с новым знанием в прежнее состояние и не будет видеть негатива – значит, он прав теперь. Если же, несмотря на новое знание, со старым состоянием вернётся и негатив, значит, сейчас он заблуждается под наваждением от счастья.

Но вернуться в прежнее состояние – значит, покинуть текущее. Неееет! Это безумная идея. Он себе не враг. Тут он сообразил, что поскольку счастье теперь знает, то сможет в него и вернуться так же, как из него выйти. Можно быстренько туда сгонять – обратно в весь этот прошлый ужас – прояснить вопрос и вновь погрузиться в счастье – на этот раз навсегда.

У него ушло минуты три на благодушную борьбу с собой. По-настоящему включиться в борьбу не получалось. Для этого необходимо было остервенение, злоба – а им неоткуда было взяться. Получалась какая-то учтивая толкотня с самим собой понарошку. Однако в конце концов и вот так, понарошку, он всё-таки не заставил себя – а скорее уговорил сделать попыточку. Да, именно попыточку, не попытку. Но сделать – чтобы для всех было честно и никто не остался обделён. И вернуться обратно. Новый благодушный Сущёв даже увидел в таком манёвре резон в пользу текущего счастья: сделать короткую вылазку, напомнить самому себе напоследок, как плохо ТАМ, чтобы сильнее ценить, как хорошо ЗДЕСЬ.

Итак, три-два-один-ноль-пуск! Сущёв переключил состояние и полминуты привыкал. Счастье ушло, хотя помнил он его хорошо. Не только помнил, но и вспоминал – себя, свои ощущения, свои мысли две минуты назад. Воспоминания ошарашивали. Глаза расширились, рот слегка приоткрылся. Возникшие во множестве мурашки кололи кожу. Он был в ужасе. Всё ещё плохо веря в произошедшее и происходящее, Сущёв медленно озирался. Он снова ненавидел все эти счастливые хари и ни за что не желал со своей ненавистью расстаться – она сделалась ему дорога, как родной сын.

Вот теперь он прочувствовал глубину и масштаб проблемы по-настоящему. Счастье. Оно настолько чудесно, настолько пленительно, что ему практически невозможно противостоять. Но какое в нём зло и есть ли? Ведь там, в счастье, такое богатство жизни, такая сладостная её полнота… Он мечтательно закатил глаза. Нет! – резко оборвал он себя, никогда больше! Никогда.