Утром воскресенья той же недели Себастьян оставил Алёну дома и на заверку паспортов приехал один. Когда Сущёв вернулся с освежёнными паспортами, Себастьян сказал:
– Слушай, Лёх. Скажи мне: тебе не кажется всё это подозрительным?
– Что именно?
– Вот это, – Себастьян помахал паспортами счастья.
– Не понимаю. Ты о чём?
– О счастье… Вся эта история с са́мого начала. По-твоему, в духе наших кремлян?
– Ну… Признаться, этот момент меня вначале смущал. Что для тупых чекистов больно умно́.
– Правильно смущал.
– Ты узнал, что ли, что-то?
– Ну, ты же не думаешь, что я Лучезара просто шлёпнул – не допросив?
– Вообще-то так и думал.
– Вот ты как, значит. Ты во мне ошибался, – Себастьян помолчал. – Ну и? Какие будут предположения?
– Остров?
– Один-ноль в пользу знатоков.
– Вот твари! Никак не уймутся. Столько лет нас изводили – и теперь всё неймётся уродам.
– Такая у них природа. Единственный способ заставить курицу перестать гадить – её зарубить.
– Подробности-то поведаешь?! Откуда этот Лучезар вылез ваще?
– Да история в некотором смысле типичная. Паренёк из не самой простой семьи. Закончил Гуманитарный Университет. Потом по гранту уехал в Манчестер – изучать экономику и социологию. Там его и завербовали. По классике. Вошли в доверие, пригласили на вечеринку, угостили. Всяким. Видимо, ещё что-то подмешали…
– Эти подробности можешь опустить.
– Ну и всё. С таким компроматом он на крючок сел крепко и на всё согласился. Вернулся в Россию и тут просто жил. Такой спящий агент.
– И что – хорошо жил?
– Да не, не особо. Эти фабианцы же только своих балуют. А расходников держат в чёрном теле. Из-за случившегося сильно переживал. Боялся и депрессовал. Пытался это преодолеть и так связался с сектой пятидесятников. Там его более-менее привели в чувство. Потом началась вся эта движуха с рулением, лихие времена. И родители уехали куда-то в живописную глушь, где у них был дом. И его с выводком забрали тоже. Так он с пятидесятничеством и завязал. Ну а потом вернулись – когда всё устаканилось. И тогда его вызвали.
– А почему его?
– Так из-за пятидесятничества же. Счастье-то кто-то должен был сделать. А у него был богатый опыт психо-механических практик. Так что этот компонент коктейля он сгенерировал без труда. А верноподданичество – понятно откуда.
– Ндяяя… Мощно… А допрашивал ты его где?
– Да старый дружок живёт в Подмосковье в коттеджном посёлке. Один, семью пока не завёл. Работает программистом на удалёнке. И счастье тоже ненавидит. Особенно теперь – когда без паспорта нигде особо не походишь. Подвал у него там удобный. Ну и вот.
– А Лучезара вы потом…
– С ума сошёл?! Такого свидетеля! Живёхонек-здоровёхонек. Синяки заживут. Да и почти не пришлось его. Он всё быстро понял, ерепениться не стал. Там у Альберта в подвале очень подходящая каморка. Ну и вот.
– Альберт?
– Погоняло. Санёк он.
– Не сбежит?
– Не сбежит. Окон нет. Дверь на запоре. И ещё припираем. Обращаемся с ним хорошо. Воспитательную беседу я провёл. Что можно сознательно, цивилизованно и нормальные условия. А могу и сразу подрезать ахиллесовы сухожилья и ещё ноги прибью гвоздями к бревну – как Иисусу. Он всё понял, рисковать не будет.
– Мощно. Не забалуешь с тобой.
– Слушай. Надо с этим счастьем что-то делать.
– Ты мне говоришь! Чтооо?
– Я что подумал. Раз всё зло в биржах. Для них же нужен народ, много. Не везде они есть. В малых городах нет. В посёлках, сёлах. Деревень уж не осталось. Там народ сидит без счастья. И значит должен всё понимать. Вот его можно поднимать.
– И что дальше?
– Не знаю пока. Как-то бунтовать. Может, на местах. Или объединяться и двигать на центры.
– Нет, Слав, не сработает. И ты сам это понимаешь. Вся политика делается в Москве. От посёлков и даже от центров ничего не зависит. От центров, может, не так – но от посёлков точно. Начнут бунтовать – их просто перекроют. Устроят блокаду. И они первые запросят пощады – а не у них. А если попробуют пойти на Москву, да даже на ближайший центр – их просто переосчастливят всех на подходе – как было на Манежке. Да и не дойдёт до этого. Если где-то начнут барагозить, гораздо раньше туда пошлют карательный эскадрон – и всё. Походу, вот для чего они сделали закладку в наши камеры. Чтоб их тонтон-макуты могли зверствовать и не оставалось свидетельств. Сами предвидели, значит, опасность малых населённых пунктов. И заблаговременно приняли меры. Ну да ты сам говоришь, что работали мастера. Им, конечно, лучше было бы, чтобы под счастьем сидели все и слушались добровольно. Но достаточно и Москвы и больших городов. Остальных принудят силой. Будет такая диктатура счастливого большинства.
– И что тогда делать?! – спросил Себастьян невесело, признавая справедливость высказанных возражений.
– Да ничего. Всё уже, – Сущёв помолчал и добавил, иронически покривившись, – Обстреливать биржи из миномётов. Тогда бы народ забоялся и больше не ходил. Теоретически.
– Почему теоретически?
– А у тебя есть миномёт?
– Могу достать.
– Чего?!!! – глаза Сущёва полезли из орбит. – Может, ты и стрелять из него умеешь?!
– Могу привести кто умеет.
Сущёв окончательно потерял дар речи и только молча таращился на Себастьяна, ожидая объяснений.
– Не, а чё?! Тоже старый дружок. Военный. Артиллерист. Служит под Тверью. Как раз в небольшом посёлке. У них там счастья не должно быть.
– И он даст тебе миномёт?
– Ну, не навсегда.
– Он заведует складом вооружений, что ли? Или вообще командир части?
– Нет, он там не главный, конечно. Но капитан. С главным сможет свести. Или сам поговорить.
– И они дадут тебе миномёт? Или ещё сами постреляют?
– Ну да, почему нет. Если они против счастья.
– Ну, как тебе сказать. Они люди военные. И в мозгах у них – что воевать нужно с комбатантами. А ты им предложишь обстрелять мирняк – к тому же свой.
– Да какой мирняк, Лёх?! Ты так и не понял?! У нас война! Гражданская война. Нет никакого мирняка. Есть мы – и есть они. Всё. Меня недавно чуть не убили. Да и тебя…
– Положим. А им ты это объяснить сумеешь?
– Смогу. Они же уже на нашей стороне. Думаешь, им нравится этот налог – и вообще это всё?! Они уже сами всё понимают – у них же мозг счастьем не задурманен.
– Не, вряд ли. Они люди служивые, у них субординация. Они давали присягу. У них приказ сидеть тихо – а ты их будешь подбивать на мятеж.
– Присягу они давали народу и стране, а не пахану.
– Полагаешь, они это различают? Да и погляди – народ сейчас носит пахана на руках. Народный президент.
– Но он предатель.
– Это твоё мнение. А народ считает иначе. Даже если военные не согласны, против народа вряд ли пойдут. Вряд ли ты их переубедишь.
– Покажу им запись допроса Лучезара. Если понадобится – устрою очную ставку. Пусть сами допросят, если хотят. И сами удостоверятся, что их президент продался иностранным спецслужбам, предатель и государственный преступник.
– Опа! Это может сработать, – Сущёв как-то упустил столь очевидный ход. – Слушай, ну, попробуй, если можешь. Только осторожно. А то больно стрёмно.
– Как будто до этого стрёмно не было. Тебе в Парке Горького не было? Всё уже. Ну, то есть, не всё. Но надо сделать, чтобы всё. И мы сделаем. Я ведь так и думал, что решение есть.