«Эффект гвоздя»: Эпилог

Мир так и не рухнул. Его трясло, трясло всё сильнее, и когда уже не оставалось сомнений, что дальнейшего обострения болезни он не переживёт, лихорадка пошла на спад. Человечество опять продемонстрировало чудеса адаптации и сумело приспособиться к новой реальности. Уже через три года всё более-менее успокоилось. Да, не всё ещё было гладко, не все вопросы решены, но пик кризиса миновал. Это были остатки дождя после ливня. Капли с неба ещё падали, но было ясно, что потоп уже не грозит.

«Живучая тварь – человек,» – недобро усмехался Сущёв, – «Ко всему приспосабливается». Вот так же и после 1917-ого года в России: всё перетряхнули с ног на голову, воцарили уклад, который иначе чем социальным извращением не назовёшь – настолько это противоестественно – а уже в каком-нибудь 1925-ом людишки при этом безобразии жили как ни в чём не бывало. Как будто большевики тут были от века. Говорите, здесь десять лет назад царь какой-то был? Не, не слышали. Уж если при большевиках умудрились выжить – что там какое-то руление. Как это Сущёв об этом раньше не подумал – конца света ждал. Глупо.

Произошла тотальная сепарация. Мир категорически ушёл от глобализма. Народы размежевались и жили преимущественно компактно. Национальные государства переживали ренессанс. Интенсивность внешнеэкономических связей упала в несколько раз. Внутри стран чётко очертились национальные анклавы. Где анклавы образоваться не могли, образовались гетто. К чужакам повсеместно относились настороженно. Особенно к чужакам, которые по внешнему виду не отличаются или мало отличаются от своих. Наименее болезненно процесс перехода прошёл для таких стран как Польша и Япония.

По оценкам разных аналитиков, всего от нового катаклизма во всём мире за всё время погибло несколько миллионов человек. Меньше десятой доли одного процента населения. Это, конечно, не считая Африки. Там до сих пор продолжалась жуткая бойня, но никого это не интересовало. Первый мир отказался от ханжеских гуманитарных вмешательств и лицемерной заботы. Европа свой пограничный режим теперь блюла безжалостно. С итальянского, греческого и французского побережий лодки с беженцами из Африки расстреливались на дальних подступах из скорострельных автоматических пушек.

Внешнеполитические границы нигде не поменялись, хотя внутри этих границ во многих странах поменялось многое. Россия превратилась в настоящую страну народной демократии. Как говорилось ранее, полицейские дубинки годятся на многое, но вот сидеть на них нельзя точно. Это было враньё. Прежний режим на полицейских дубинках сидел вполне благополучно и уютно, длилось это долго. Но теперь дубинки работать перестали. Разгонять митинги и народные сходы сделалось невозможным. Если толпа собиралась довольно большая, она гарантированно начинала рулить если и не всеми полицейскими силами, брошенными на её сдерживание и разгон, то значительной их частью. Псы режима даже не начинали друг на друга нападать – а просто расходились. Власти оказались с народом лицом к лицу – без прежней комфортной заслонки.

Теоретически, конечно, оставался вариант использовать с большого расстояния снайперов, но он являлся очевидным бегством к стратегическому поражению и на такое никто не пошёл. Как следствие, власть впервые за многие годы оказалась вынужденной слушать голос народа и выполнять его требования. Институт придворных олигархов прекратил существование. Если только просачивался слух про чью-то мега-яхту или загородный дворец, немедленно сбегались люди и требовали реквизировать. И теперь этих неслыханных наглецов приходилось слушаться.

При таком раскладе не требовалась даже смена ключевых правящих лиц. Новой народной демократии был бы вынужден угождать хоть нынешний пахан, хоть его преемник. Поэтому ни о какой революции речь никто не заводил – было достаточно имеющихся перемен. Хотя над словом преемник теперь откровенно потешались. Все спокойно дожидались очередных выборов. Почти никто не сомневался, что теперь они будут проведены честно. Никаких препон устраивать никто больше не смел. К регистрации допускались все партии – даже те, от одного названия которых властьпредержащих раньше трясло. Политзаключённые как явление остались в прошлом. Прежние были выпущены на свободу.

Северный Кавказ официально оставался частью России, фактически же ей быть перестал, причём необратимо. Русских на этих территориях не осталось совсем. Финансирование южных республик из федерального бюджета прекратилось. В них давно пылала жуткая усобица и резня. Там было примерно как в Африке, но всем было плевать – как и на Африку, благо надлежащие меры по изоляции были приняты.

Почти один в один с Северным Кавказом ситуация была в Туве. А вот в Татарстане, Башкирии и Бурятии ситуация устаканилась на удивление благополучная. Сущёв так и не смог уразуметь, как им удалось избежать массового внутреннего конфликта русских и местных нерусских. Возможно, тех и других объединил общий враг в лице приезжих и жировавших коррумпированных властей. Возможно, у людей хватило ума понять, что ненужная вражда ударит по всем, и межнациональные противоречия оказались недостаточно острыми, чтобы привести к эскалации. Хотя последнее было сомнительно. Когда-то давно Сущёву доводилось приезжать в командировку в Улан-Удэ и ему посоветовали в тёмное время суток из гостиницы не выходить – потому что местные буряты могли с него спросить за его русскость. А ещё рассказали, что местные русские за глаза дают бурятам разные обидные названия: инопланетяне, люди-икс, гуманоиды и прочее в таком роде. Короче говоря, никакой особой межнациональной любви там не наблюдалось. Так или иначе, закончилось всё мирно. По крайней мере, относительно мирно. В Якутии эксцессов случилось побольше, но не значительно – в итоге утряслось и там.

В США процессы прошли схожие, хотя и более жёстко. Появились штаты белые и чёрные. В чёрных картина тяготела к африканской, но опять же на негров всем было наплевать. Не обошлось и без штатов мексиканских – в них было спокойней, чем у чёрных, но белые сюда не совались. Мексиканцы к белым не совались тоже. К неграм и подавно.

Постоянные политические скандалы на почве руления привели к тому, что вначале президент, а после и другие наиболее высокопоставленные чиновники США, в том числе губернаторы отдельных штатов, стали дублироваться. Общественное мнение обоснованно сочло вероятность того, что под рулением окажутся сразу оба президента, достаточно низкой, чтобы этого бояться. Важные решения теперь принимались двумя президентами независимо друг от друга и ратифицировались в случае совпадения. В случае настойчивой невозможности прийти к консенсусу, запускалась процедура смены пары президентов на резервную. Это неизбежно открывало возможность для махинаций, интриг и шантажа, но последнее представлялось всё же менее неприятным, нежели президент, которым рулят. Разумеется, все президенты проверялись на рулёжную совместимость, чтобы один не рулил другим. Спустя время, общественная паранойя сочла дублирование президента недостаточной защитой и президентов стало три.

Предсказуемо, с са́мого начала предпринимались попытки найти средство против руления. Фармакологические компании истратили немалые деньги на научно-исследовательские работы, однако по-настоящему приемлемого снадобья так и не открыли. Удалось создать только один препарат, который на короткое время приводил к блокированию рулёжной способности в обоих направлениях. Препарат оказался крайне дорогим и с множеством довольно неприятных побочных эффектов, потому широкого распространения получить не мог. Однако нашёл применение, которое можно было назвать ритуальным. Во время публичных выступлений одного из президентов, при общении с народными массами, а также на пресс-конференциях он вначале закатывал рукав и ему прилюдно вводили неприятный препарат в вену. Последнее гарантировало, что хотя бы на этот короткий промежуток времени президент находится не под влиянием возможного кукловода.

Пришедшая было в упадок полиция в разных странах опять возродилась. Новые реалии требовали новых подходов. Теперь полицейские не носили униформу и внешне не отличались от обычных граждан. При выполнении же оперативных действий они вешали на себя проблесковый маячок и только тогда становилось видно, что они сотрудники при исполнении. Это снижало вероятность того, что в остальное время кто-то совершит на них рулёжное нападение просто по факту того, что они полицейские. Оружие, как источник повышенной опасности, у полицейских теперь тоже было особенное. Оно мало отличалось от прежнего, но было снабжено дистанционным электронным блокиратором, который управлялся напарником. Полицейские больше никогда не ходили по одному. Теперь один полицейский в случае подозрения, что его напарник попал под руление, мог заблокировать тому оружие. Это служило защитой от полицейских расстрелов. Поворачиваться к напарнику спиной категорически запрещалось инструкцией. Конечно, попавший под руление полицейский тоже мог заблокировать оружие своему напарнику и тот оставался безоружным против преступников, однако такой риск был разумно сочтён представляющим меньшую опасность. По крайней мере, у полицейского, лишённого возможности стрелять, оставалась дубинка и рация, по которой он мог вызвать подкрепление. В конце концов, он мог просто убежать. Упустить преступника было не так страшно, как допустить полицейский расстрел неповинных граждан.

В обществе быстро выработались моральные нормы, касающиеся руления. Коротко говоря, сводились они к тому, что рулить своими – в крайней степени непорядочно, характеризует человека как нравственного урода и попросту западло. Многие люди новые нормы вполне восприняли, но инциденты всё равно были неизбежны. Дело было даже не в том, что оставался изрядный процент тех самых моральных уродов. Просто соблазн был велик и справиться удавалось не всем и не всегда.

Кроме того, спецслужбы других государств продолжали свою деятельность, а руление оказалось для них крайне удобным инструментом. Не утихали слухи о том, что посредством руления иностранные шпионы вербуют себе зомби-агентов с активацией на кодовые слова. Схема использования была как в старых шпионских фильмах: звонок по телефону, агенту произносили заранее впрограммированное в него кодовое слово или фразу – например, «Марс пробудился и жаждет славы», после чего агент шёл и выполнял задание – например, кого-нибудь убивал.

Поэтому в любом случае оказались необходимыми специальные службы контроля, которые и были созданы в разных странах. Из-за специфики новой задачи традиционная полиция для её выполнения подходила плохо, требовался новый особый орган. В некоторых странах его подчиняли полиции, но в большинстве он создавался как от полиции самостоятельный и существовал с последней параллельно. Основным техническим обеспечением служила разветвлённая и очень плотная система видеонаблюдения. Штат комплектовался сотрудниками, прошедшими обучение по прикладным аспектам психодиагностики. По статистике, порядка 80% бюджета на обеспечение внутреннего правопорядка расходовалось на новые службы. В России такая служба называлась Рулёжная Инспекция.

Бурные эволюционные процессы переживала юриспруденция. Руление затрагивало многие сферы и его необходимо было учитывать. Например, убийцы теперь заявляли, что совершили свои преступления не сами, а ими рулили. Обратное было доказать крайне трудно, но на таком основании приходилось бы отпускать всех обвиняемых. Возникла, своего рода, презумпция виновности. Если не удавалось установить пилота, а у обвиняемого не было алиби, его признавали виновным. Такой подход имел известные недостатки и у него нашлась масса противников. В са́мом деле, вполне возможно было представить маньяка, который разгуливает по городу и передаёт встреченным объектам приказы зарезать своих родных. В результате люди, лишившиеся своих родных и раздавленные из-за этого несчастьем ещё и отправлялись в тюрьму, что выглядело верхом несправедливости. Как разрешить данное затруднение, никто до сих пор не придумал.

С другой стороны, нашлись люди, которые сами хотели бы, чтобы ими рулили. Например, музыкальный педагог посредством руления мог обучить своей премудрости гораздо быстрее. Требовалось юридическое оформление, чтобы ни одна из сторон не боялась возможных злоупотреблений или подстав. Появился целый корпус юристов, которые занимались такого вида договорами. Благодаря этому начиналась настоящая революция в кинематографе. В Голливуде известный режиссёр снял фильм по новой технологии. Он нанял за небольшие гонорары вообще не актёров, а случайных людей, но которыми мог рулить. От актёров требовалось только выучить роли, а все необходимые эмоции по ходу съёмок, а равно необходимые жесты, диктовал режиссёр. Игра актёров вышла сногсшибательно правдоподобной. Фильм прошёл с оглушительным успехом и собрал множество наград. Больше всего всех потрясало, что «Оскар» за лучшую мужскую роль достался человеку, который актёром никогда в жизни не был. Все только и говорили, что профессиональные актёры больше не нужны, а бешеные гонорары звёздам можно больше не платить. Расстраивались от этих разговоров только звёзды. Видимо, уже бывшие.

Мировое гражданское авиастроение так и не умерло. Чтобы сохранить наработанную технологическую базу, «Боингу» и «Аэробусу» была оказана государственная финансовая поддержка, размещены госзаказы. Это компании спасло. Как и предсказывалось ранее, были разработаны и внедрены новые методы по дублированию членов экипажа, а также резервное дистанционное управление. Испытания показали превосходные результаты. Однако пассажирским авиаперевозчикам это не помогло. Люди летать так и не хотели.

На автомобильном транспорте ещё больше стали уделять внимания мерам безопасности. В России же все автомагистрали наконец снабдили разделительными барьерами. Из-за их отсутствия во встречных столкновениях каждый год гробились тысячи людей ещё до всякого руления. Теперь же, в эпоху руления, катастроф стало даже меньше.

В общем, новый мир во многом оказался даже лучше прежнего.

* * * * * * * * * * * *

«Понятное дело, это было всегда. Просто только для своих. Вот никто и не знал. Это сейчас, видимо, упустили. А может, специально. А тогда тоже было, но только у некоторых. Кому надо, те знали. И даже не слишком-то скрывались. Потому что всё равно никто бы не догадался. А свои понимали. Возьми «Анну Каренину». Ты думаешь, она сама под поезд сунулась? Щаззз! Увидь ты такое сегодня, поверил бы, что сама? Вот и делай выводы. Дураку понятно, что это Вронский. Она его задолбала своими истериками, вот он её и свёл куда надо. Тем более поезд – очень показательно. Вспомни, с чего начиналось в Москве – тоже люди под поезда в метро бросались. «Sapienti sat», как говорили римляне – умному достаточно.»

Сущёв читал обмен мнениями в Интернете и только качал головой с выражением лица, которое можно было бы назвать понимающим недоумением. Или недоумевающим пониманием. В самом деле, удивляться было нечему. Всё было понятно. Скорее было бы удивительно, если бы такого не было. Но непонятно было, как к этому относиться. Текущую эмоцию точнее всего описало бы междометие «ндяяяя».

Зазвонил телефон. Сущёв прошёл на кухню, чтобы поговорить в уединении. Вернулся через три минуты:

– Себастьян приглашает нас на свадьбу.
– На свою?
– Понятное дело.
– Неожиданно.
– Не говори.
– Ты её знаешь?
– Нет, никогда не видел. Даже имя узнал только что.
– И как зовут?
– Алёна.
– Так странно. Твой друг, а ты ничего не знаешь.
– Ну, мы с ним этих материй не касаемся. Мы как-то на мужские темы общаемся в основном.  

Инна в который раз обратила внимание, что когда Лёша говорит про Себастьяна, у него на лице появляется что-то благоговейное. Из-за этого она его к Себастьяну даже немножко ревновала, потому что вполне понимала, что к ней самой Лёша так же относиться никогда не будет. Впрочем, это и хорошо. Ещё не хватало, чтобы он начал к ней относиться как к мужчине. С другой стороны, сколько раз она подмечала, что сам Себастьян на Сущёва смотрит, как на икону. Ей было очень приятно, что такой большой и сильный Себастьян так уважает её Лёшу. Сам Лёша, кажется, ничего этого не замечал. Хотя кто их поймёт – этих мужчин. Между женщинами таких отношений не бывает.

– А меня он знает, – противопоставила Инна два примера.
– То ты! Мы с тобой вообще одно целое: Бонни и Клайд.
– А ты про меня тоже не рассказывал?
– Кое-что рассказывал, – Сущёв был смущён, но врать не мог.
– Что? – насторожилась Инна.
– Про Коротихина. Я не мог не похвастать.
– Ну вот, не мог сохранить в секрете! – но она притворялась, потому что было видно, что её так и распирает от удовольствия.
– Нам с тобой тоже надо, – сказал Сущёв задумчиво.
– Что это на тебя нашло? – она была довольна предложением, но опять хотела поиграть.
– Да пора. Мы с тобой уже так долго. Ты же сама хочешь?
– Так я и получила что хочу. Ты же давно уже согласился. Это главное. Считай, как уже сделали. Штамп в паспорте – формальность.
– Ну да. Мне приятно, что ты это понимаешь.
– С другой стороны… Может и от него быть польза. Я знаешь, что подумала? Может, мне сменить работу? Почему-то мне захотелось в Рулёжную Инспекцию. Туда семейных, кажется, охотнее берут.
– Что, надоело быть переводчицей? Ресурсов.
– Не говори так. Я же просила.
– По-моему, смешная шутка.
– Смешная. Но не когда про меня.
– Ладно. А почему Рулёжная Инспекция?
– Не знаю. Наверное, я соскучилась. По старым добрым временам. Мы же тогда, считай, тем же самым занимались.
– Да, опыт у нас огого. Мы этим занимались, когда это ещё не стало мэйнстримом.
– Да. И ты можешь тоже. Тебе же тоже надоело быть менеджером.
– Да, идея неплохая. Но знаешь что? Вообще-то я не хочу, чтобы ты работала.
– Почему?
– Хочу детей.
– Хы. А сколько ты хочешь?
– Четверых. Но в квартире у нас места маловато. Так что для начала двоих.
– А как назовём?
– Сына – Терентий. Дочку – Аглая.
– Ты издеваешься?!
– Почему это?
– Что это за имена? Давай нормальные.
– А эти нормальные. Хочу редкие русские имена. Не пошлые.
– Ах, опять в этом дело! – она не удержалась и засмеялась, – Ну скажи мне, чем хороша Аглая?
– Просто красивое имя. Ну и, наверное, потому что Епанчина.
– Что?
– Аглая Епанчина. У Достоевского в романе «Идиот» есть такая героиня. Она мне всегда нравилась.
– Аааххх… Ты специально, чтобы я ревновала?! – она сказала это игриво, но было видно, что самую чуточку её и правда задевает.
– Тьфу ты. Нашла, к кому ревновать. К тому же ты на неё очень похожа. Или она на тебя. Что удивительного, что мне нравится?
– Ну ладно. А почему Терентий?
– Просто звучное имя. Не знаю. А ещё из-за сказки про Терёшечку.
– Что ещё за сказка?
– Просто старая русская сказка. Про маленького мальчика. Его звали Терёшечка. Там ещё одна сцена есть натурально жуткая. Я тебе сегодня вечером прочитаю.
– Мне всё равно не нравится. Ну хотя бы не Пафнутий.
– А что, это идея.
– Лёёёёёш!!!!
– Пафнутий Львович Чебышёв. Великий русский математик. Я преклоняюсь перед этим человеком. Именно он заложил русскую математическую школу. Если бы потом не большевики…
– Ну Лёёёш!!!!
– Что?
– Уж лучше Терентий, – она засмеялась.
– Ну вот, а я что говорил. А представляешь…
– Что?
– Вдруг наши дети смогут нами рулить?
– Не смогут!
– Почему это? Я недавно читал про такой случай.
– А наши не смогут.
– А если смогут?
– Ты будешь меня защищать. А тобой не смогут – ты всех передавливаешь.
– Но раз это будут мои дети, они тоже смогут передавливать. Может, смогут даже меня. А через меня влезут в тебя – представляешь?!
– Чё ты меня пугаешь? У нас такого не будет.
– Конечно не будет.
– Ну и всё!
– А вообще мы спорим о шкуре непойманного медведя.
– Да.
– Давай сегодня и начнём?
– Можно.

Он опять посмотрел в её глаза. Там было тепло и уютно. Они вдвоём убавили немало жизней. Настало время прибавить.